Талергофский альманах: Пропамятная книга австрийских жестокостей и насилий над карпато-русским народом во время всемирной войны 1914-1917гг. - Вып. 1-4. Львов: Издание „Талергофского комитета", 1924-1932

Арест священников Игнатия Гудимы и Максима Сандовича и суд над ними.

Великим постом, 27 марта 1912 года, в Залучье из села Граб на Лемковской Руси прибыл православный священник отец Максим Тимофеевич Сандович^[9]. Он имел только одно желание — исповедаться у отца Игнатия. О запечатании часовни он не знал. При этом о. Максим выполнил все требования о регистрации, во время которой заявил залучскому войту, что скоро возвратится обратно на свой приход. Войт донес о прибытии православного священника местным жандармам, а те доложили в староство в Снятине.

Довольно оперативно, уже на следующий день, 28 марта, оба священника были арестованы. В тот день их доставили в Снятин и оттуда перевезли в следственный изолятор во Львове («в тюрьму при краєвім карнім суді во Львові по ул. Баторія»^[10]). Как им сообщили, причиной ареста были якобы проведенные ими обмеры моста на реке Черемош около Залучья. Следует отметить, что обвинение довольно таки абсурдное, так как в то время не было никакой государственной границы по реке Черемош. По Черемошу проходила внутренняя граница между историческими областями униатской Галицией и православной Буковиной. Подобные обвинения в шпионаже в пользу России были предъявлены также арестованным студенту юридического факультета Василию Андреевичу Колдре и редактору ежемесячника «Русская матица» Семену (Шимону) Юрьевичу Бендасюку. Журналист Бендасюк был оклеветан как агент русского военного штаба, который получает из России деньги для оплаты шпионам, а студент Колдра обвинен в том, что в родном селе отца Максима Сандовича Ждыня демонстрировал местным жителям на «волшебном фонаре»^[11] световые картины из повести Н. В. Гоголя «Тарас Бульба» ^[12].

Священники были помещены в камеру с обыкновенными преступниками, им было отказано в контактах с православными и получать корреспонденцию. Только благодаря вере и молитве, исключительной силе воли и мужеству они могли переносить те унижения, которым их подвергали в тюрьме. Проходили дни, недели, месяцы, а процесс все никак не начинался. Все объяснялось надеждой властей на то, что священники отрекутся от своих взглядов. Посланник униатского митрополита Андрея Шептицкого предложил им присоединиться к унии в обмен на свободу, однако встретил решительный отказ.

Архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий), который был в подлинном смысле этого слова «правозащитиником»^[13], уделяя проблеме защиты прав единоверных соотечественников огромное значение, в августе 1913 года опубликовал «Окружное послание» о положении православных на Галицкой и Подкарпатской Руси для прочтения на литургиях в честь праздника Преображения Господнего 6 августа (по старому ст.) по всем приходским храмам Волынской епархии. Понимая, что «наша брань не против крови и плоти», не против конкретных людей, а «против духов злобы поднебесных» (Ефесянам 6:12), Святитель обратился к своей пастве с призывом к усердной молитве за гонимых страдальцев: «… В недавнии еще времена они (карпатороссы) находили себе утешение в том, что толпами приходили молиться в нашу святую Лавру. Здесь, у подножия Пресвятой Богородицы изливали они в слезах свое горе, свое невольное отступление от Христовой Церкви и призывали Ее заступление над своей несчастной страной, порабощенной поляками, немцами и евреями. За последние 10-15 лет они лишены и этого утешения. Им не дают австрийцы переходных свидетельств, а если тайком ночью кто перебежит границу, чтобы выплакать свое горе Матери Божией, то его хватают, бьют, сажают в тюрьму. Народ и на это готов идти, лишь бы помолиться в православной церкви, но в последнее время там, на границе, расставили заставы и задерживают всех богомольцев… Прежде галичане покупали себе в Лавре множество богослужебных книг и по ним молились у себя в хатах, а то и даже в своих униатских церквях; нынче же их штрафуют за всякую, купленную в России, книжку или даже Почаевскую газету. Смотрите, в какой беде, в какой неволе живут наши бедные братья! Вспомним о них в нашем духовном довольстве, в нашем богатстве по Божественной благодати, изливающейся над нашей Волынью от Бога, от Матери Божией и от святых Его. Вспомним, что наши прадеды были в такой самой беде под властью католиков-поляков, в какой пребывают теперь наши братья под их же властью в Австро-Венгрии… Богатые деньгами должны помогать бедным, здоровые должны помогать больным работой, а богатые благодатью должны помогать обездоленным своей молитвой.

В этом главная цель моего послания, возлюбленные, чтобы призвать Вас к молитве о братьях наших, страдающих за нашу веру. Известно ли Вам, что не все русские галичане и угро-руссы остаются униатами? Многие, не взирая на все страхи и штрафы, отреклись от униатской ереси и «перешли на благочестие», т.е. приняли православную веру. Им не давали строить православных церквей, они молились по хатам из наших православных книг, сами крестили детей своих, а для причащения св. Тайн уходили в окрестные страны: или в Россию, или к православным сербам, или к молдаванам… Тогда встрепетали демоны, державшие народ в узах ереси; вострепетали и ксендзы униатские и, не имея силы словом опровергнуть истинную веру, обратились к жандармам и тюремщикам и, сговорившись с ними, начали также истязать новообращенных православных христиан, как истязали наших прадедов, когда здесь была еще Польша, как истязали в далекой древности блаженных мучеников несчастные язычники. Их теперь многократно таскают по судам в самые рабочие дни, бросают в тюрьмы без всякой вины; в тюрьмах их мучают, подвешивают за руки и за ноги к кольцам, вбитым в стену и, не стесняясь, приговаривают, «это не мы вас мучим, это православная вера вас мучит». Девственниц, которые собрались вместе, чтобы спасать души в посте и молитве, раздели зимой, загоняли в мерзлое озеро, как 40 мучеников севастийских, после чего некоторые скончались. Так мучат наших русских в Венгрии и Австрии среди бела дня в наш просвещенный век. И они все это терпят, прославляя Бога, и никто из этих новых исповедников не изменил св. вере нашей и не возвратился к еретической унии. Но всего ужаснее то, что из шестерых православных священников из Венгрии, трое томятся в тюрьме, и из них двое почти полтора года. Паства их, лишенная молитв и проповеди, тщетно умоляет жестоких католических властителей освободить ни в чем не повинных служителей Христовых. Власти и суда над ними не чинят, и на свободу не выпускают, а держат их невинных в тюрьме, как будто там не просвещенная страна, а черная Арапия или Китай. Об этих-то Божиих священниках, оторванных от паствы и от семейств своих, должны мы, братие, умножить свои молитвы — за иереев Максима и Игнатия, а также иеромонаха Петра, разделяющего с ними тюремное заключение. Да не приложится к ним слово Писания: «Поражу пастыря и разойдутся овцы стада» … Итак, в сей день Преображения Господня, когда прадеды наши освободились от польского ига, сподобились вернуться к вере Православной, завещаю пастве своей Волынской по всем церквам, где будет совершаться святая литургия, присоединить к ней и молебствие «об избавлении в темнице сущих»»^[14].

Судебный процесс о «государственной измене», «шпионстве» против двух православных священников (Сандовича и Гудимы) и двух галицко-русских интеллигентов (Бендасюка и Колдры), который широко известен как «процесс Сандовича-Бендасюка», начался через два с половиной года спустя после ареста – в понедельник 6 марта 1914 года. Почти три месяца он продолжался во Львове и был одним из самых громких в то время.

В качестве улик фигурировали не только отпечатанные в России богослужебные книги, но и художественная литература, в частности повесть Н. В. Гоголя «Тарас Бульба», изъятая у студента Колдры. Освещавший процесс корреспондент русской газеты «Новое время» (издавалась в 1868—1917гг. в Петербурге) язвительно заметил, что на скамье подсудимых оказались «украинские казаки старых времен… сегодняшнее заседание было посвящено разбору классической литературы»^[15].

Никто из обвиняемых не признал себя виновным, а в ходе судебных слушаний они настаивали на том, что их деятельность не была враждебной по отношению к Габсбургской монархии. Отрицали они и обвинения в получении денежных субсидий и ценных подарков от российского правительства.

Защита настаивала на появлении в качестве свидетеля Волынского архиепископа Антония (Храповицкого). Он был воспитателем, духовником и епархиальным архиереем обвиняемых православных священников. Перед этим Вселенский Константинопольский патриарх назначил его своим экзархом для православних русских в Австро-Венгрии. Владыка заявил письменно суду свою готовность стать свидетелем, но трибунал не принял это предложение Святителя^[16]. Обер-прокурор Синода В. К. Саблер выразил свое согласие на присутствие архиепископа Антония на суде и обратился за разрешением на подобную поездку к императору, который также согласился с подобной возможностью. Однако министр иностранных дел С. Д. Сазонов высказал мнение, что «при нынешнем положении вещей такая поездка легко могла бы привести к неприятным случайностям, одинаково не желательным как с точки зрения интересов иерарха Русской Православной Церкви, так и с точки зрения наших политических отношений с Австрией», и счел поездку недопустимой^[17].

На этот процесс неожиданно явились депутаты IV Государственной Думы всех оттенков (Вячеслав Якубович, протоиерей Михаил Митроцкий (1883—1937), Валериан Лашкевич и настоящий украинец Павел Макогон Матвеевич). Они, войдя в зал, публично во время заседания суда поклонились до земли сидящим на скамье подсудимых со словами: «Целуем ваши вериги!». Важным было также ходатайство самого Российского императора Николая II, архиепископа Антония (Храповицкого), а также замечательная защита адвокатов. Защищали подсудимых следующие адвокаты: доктора права Владимир Дудыкевич, Кирилл Черлюнчакевич, Мариан Глушкевич и Владимир Алексьевич, а также поляк Эмиль Солянский.

Члена Государственной Думы, руководителя Галицко-русского общества графа Владимира Алексеевича Бобринского (1867-1927), готового выступить на суде, судьи не сочли возможным выслушать, поскольку тот недавно уже был обвиняемым на Мармарош-Сигетском процессе. Тем не менее, граф высказал свое отношение к обвинениям, выдвинутым на Львовском процессе. По его словам, само понятие «русофильская партия» не имеет смысла, поскольку «в Галичине среди русских не может быть русофильской партии, ибо русские не могут быть русофилами или русофобами; француз, венгерец, немец может быть русофилом или русофобом; русские же могут быть просто русскими, не великороссами, а просто русскими»^[18]. При этом Бобринский вновь вернулся к высказанной уже им мысли о том, что и сами процессы, и общее негативное отношение австрийских и венгерских властей к русофильскому движению в целом, особенно к его массовой, «народной» составляющей, имеют политический характер. Он отметил, что «Австрия сто лет относилась терпимо и даже благосклонно к своим русским подданным… но затем, лет сорок тому назад… стали искусственно и насильственно насаждать украинское мазепинство в самой ужасной его форме — ненависти ко всему православному и всему русскому»^[19]. И, по его мнению, именно позиция австрийских властей в «галицком вопросе» существенно осложняет австро-русские отношения.

В присутствии многих зарубежных корреспондентов и большого числа любопытствующих, суд выслушал несколько сот свидетелей, в том числе, прихожан священников Игнатия и Максима, многочисленных экспертов по религиозным вопросам, представителей австрийского Генерального штаба. Украинствующие униаты во время процесса прилагали все усилия, чтобы подсудимым был вынесен, как изменникам «найяснейшего монарха», смертный приговор через повешение.

Перед судьями же вырисовалась иная, реальная картина: обвиняемые не виновны в предъявленных им преступлениях, они всего лишь желали открыто исповедовать не греко-католическую, а православную веру; в русском и украинском народах, проживавших за границами Австро-Венгерской империи, они видели исключительно своих братьев по вере. Судьям не удалось доказать, что они шпионили по заданию России. Нарочито смехотворные доказательства серьезных обвинений не могли стать основой для иного вердикта присяжных.

6 июня 1914 года суд присяжных, в составе 9 поляков и 2 евреев, единогласно признал подсудимых невиновными, подчеркнув, что они не занимались политикой, а их деятельность не преследовала цель изменения государственных границ Австро-Венгрии. Присяжные заседатели, оправдывая подсудимых, совершали довольно смелый подвиг, так как председательствующий судья в своей напутственной речи заседателям, очевидно, по указанию свыше, не скрывал надежды на то, что будет вынесен обвинительный приговор. Освобождение всех обвиняемых причинило большое огорчение и самостийникам.

Интересно, что лидер украинского движения Левицкий в своих воспоминаниях высказывал убеждение, что процесс был инспирирован польской администрацией для того, чтобы доказать свою непричастность к русофильской пропаганде^[20]. Подобные соображения высказывал и посол России в Вене Н. Н. Шебеко, отметивший, что «самый вердикт присяжных (по 20 пунктам обвинения он был единогласным оправданием, а по 4 из 10 голосов 8 высказались за оправдание) многими объясняется как сознательный политический маневр присяжных заседателей-поляков: вердикт этот будто бы главным образом основан на расчете, что оправдательный приговор наносит удар слишком усилившемуся [в] последние годы мазепинству и, усилив русскую партию, служит службу полякам, закрепив раскол среди галичан. Он равным образом будто бы послужит на пользу полякам в пределах России». Шебеко при этом подчеркивал, что весь процесс носил явный политический характер, и «поэтому неудивительно, что все участвовавшие в нем элементы, начиная с коронных судебных властей и кончая присяжными, испытывали на себе влияние политических и национальных интересов». Оценивая возможные последствия оправдательного приговора, посол отмечал также, что «приговор не успел снять с обвиняемых всякое подозрение в глазах общественного мнения Австрии. Здесь невольно чувствуют, что за закономерным стремлением к культурному сближению с Россией — какового они ни сколько не скрывают — у галичан таится глубокое тяготение к России, которое не может рано или поздно не вылиться в политическое сближение»^[21].

Примечания

^[9] Священномученик Максим Сандович, называемый Горлицким, родился 19/31 января 1886 года в селе Ждынь в Подкарпатье в семье лемков-униатов. После четырех лет учебы в гимназии Максим провел три месяца в василианском монастыре в Крехове, но его атмосфера оказалась чуждой для молодого человека. Он разочаровался в увиденной в монастыре духовной жизни. Продолжая духовные искания, в 1904 году он оставил монастырь и поступил послушником в известную своими богатыми духовными традициями и святынями Почаевскую лавру. Этот монастырь находился недалеко от австро-венгерской границы на российской стороне. Около года Максим пробыл послушником в Почаевской лавре. Во время одного из своих пастырских посещений епископ Житомирский и Волынский Антоний (Храповицкий) обратил внимание на молодого и способного послушника. В награду за образцовое поведение он направил его для дальнейшего обучения в Волынскую духовную семинарию в Житомире. Учеба в семинарии продолжалась шесть лет. После ее окончания с наилучшими результатами в 1911 г. Максим женился на дочери сельского священника Пелагее Григорук. 17 ноября 1911 г. Максим был рукоположен в священники тогда уже архиепископом Антонием (Храповицким). Владыка предложил молодому священнику трудиться на пастырской ниве в Киевской епархии, однако отец Максим твердо решил вернуться на Родину, в край лемков, среди которых росло и ширилось движение за возвращение из унии в Православие. Он посвящает себя тяжелой миссионерской работе среди столь близкого ему народа. Сразу же после начала Первой мировой войны, 4 августа отец Максим был арестован. Были конфискованы все его богослужебные книги и книги на русском, украинском и польском языках, и даже православные иконы, привезенные им когда-то из Житомира. В окружении жандармов, избитого, его повели в тюрьму в Горлицы. На следующий день австрийские жандармы арестовали его близких: беременную жену Пелагию, отца Тимофея, псаломщика, брата Николая и других членов семьи. 6 сентября 1914 года без суда и следствия австрийская военная команда под предводительством ротмистра Дитриха расстреляла отца Максима во дворе тюрьмы города Горлице на глазах его беременной жены, отца и односельчан. Последними словами Максима Сандовича были: «Да живёт Святое Православие! Да живёт Святая Русь!».

К сожалению, имя священномученика Максима (Сандовича) отсутствует в наших святцах в день его мученичества, и только благодаря архиепископу Львовскому Августину празднуется лишь в третье воскресенье по Пятидесятнице в Соборе Галицких святых — местном праздновании Львовской епархии Украинской Православной Церкви. Решение о праздновании Собора Галицких святых в Львовской епархии было принято по предложению митрополита Киевского и всея Украины Владимира 3 апреля 2001 года на заседании Священного Синода Русской Православной Церкви.

^[10] Военные преступления Габсбургской монархии. Галицкая Голгофа, Талергофский альманах. Львов, 1924, Типогр. Ставропигийского Института. Приложение (на галицко-русском наречии). http://galich.org/5/5.htm).

^[11] Так называлась ранняя (начала XX века) конструкция проектора, дающая увеличенное изображение со стеклянного диапозитива.

^[12] Гладик В. П. Указ. соч., c. 10.

^[13] Фролов Кирилл Александрович. Русские Карпаты – Terra Incognita Православного мира // http://www.pravoslavie.ru/archiv/ruskarpaty.htm

^[14] Цит. по: Фролов К. А. Указ. соч. // http://www.pravoslavie.ru/archiv/ruskarpaty.htm

^[15] Военные преступления Габсбургской монархии. Галицкая Голгофа, Талергофский альманах. Львов, 1924, http://galich.org/5/5.htm

^[16] Цит. по: Клопова Мария. «Русское движение» и его судьба накануне Первой мировой войны. http://www.ukrstor.com/ukrstor/klopova_rudvi.html

^[17] Цит. по: Клопова Мария. «Русское движение».

^[18] Россия. Государственная Дума. Четвертый созыв. Сессия П. 10 мая 1914 г. С. 386. Цит. по: Клопова Мария. «Русское движение».

^[19] Там же. Цит. по: Клопова Мария. «Русское движение».

^[20] Левицкий К. Icropiя полiтичноi думки галицьких украiнцiв. 1848-1914. На пiдставi. Львiв. 1926. С. 99. Цит. по: Клопова М. «Русское движение».

^[21] Н. Н. Шебеко — С. Д. Сазонову. 2/15 июня 1914 Г.//АВПРИ. Ф. 133. Оп. 470. 1914 г. Д. 165. Л. 116. Цит. по: Клопова М. «Русское движение».